— Что еще вы хотели узнать, леди? Я же ненадолго задумалась.
— Меня очень интересует, на чем основывается магия Жреца. Мастер Драмт, ваша магия, насколько мне известно, базируется на формировании мыслеформ с последующей их вербализацией и дальнейшим материальным воплощением. При этом основой вам служит Эйнараэ с его особыми лингвистическими конструкциями. А что использует Жрец, когда создает свои заклинания? Он ведь их создает?
— Кхе… Я удивленно повернулась к магам.
— Что-то не так?
— Леди, — странно закашлялся мастер Иголас Двир. — А вы не могли бы задать свой вопрос немного иначе? Знаете, я не первый год преподаю в Магистерии, но, признаться, мне незнакомы термины, которые вы сейчас использовали.
— Ох, простите, мастер, — искренне смутилась я. — Я просто хотела сказать, что ваша школа предусматривает использование образов, сформированных первоначально в уме, верно? Такой мысленный образ — и есть неоконченное заклятие. Вернее, по смыслу-то оно закончено, но до тех пор, пока остается лишь образом, еще не работает. А затем вы используете другую форму, словесную, сливаете вместе два этих элемента и в результате формируете совершенно иную конструкцию, которая уже имеет цвет, вид, смысл и, разумеется, силу.
— Э… верно, леди. Хотя вы весьма оригинально излагаете известный каждому новичку материал.
— Я немного знакома с теорией, мастер Двир, — улыбнулась я. — У меня есть хороший друг, который помогает ориентироваться в этом вопросе. Мастер Двир важно кивнул.
— Я понял вас, леди. И вы совершенно правы: для материализации готового заклятия нам требуется знание глубинной сути вещей. Их истинные, изначальные имена, владение которыми и позволяет добиться власти над тем или иным предметом. Собственно, процесс формирования заклятия представляет из себя процесс увязывания этих имен… от самых простых предметов до сути действий… после чего оно обретает законченную форму и способно воплотиться в какой-то определенной форме. Я, наверное, непонятно объясняю?
— Нет-нет, — поспешила заверить я. — Вы прекрасно объясняете. Значит, Эйнараэ служит вам своеобразным переводчиком? Используя его, вы, тем самым, переводите мысли в реальные образы, сохраняя точность термина и, заодно, придавая простому слову истинное звучание?
— Можно и так сказать. Эйнараэ очень точно описывает суть вещей, леди, именно поэтому эары являются сильнейшими магами нашего мира. И поэтому мы стараемся перенять их опыт для своих собственных нужд. Я покачала головой.
— Чтобы правильно использовать Эйнараэ, нужно очень четкое произношение, мастер Двир. Одна ошибка в интонации, и заклинание испорчено.
— Тоже верно. Поэтому наши ученики на протяжении двадцати лет изучают язык эаров, учась правильно использовать его во время произнесения заклятий.
Я выразительно покосилась на мастера Драмта и чуть заметно качнула головой. На что он лишь невесело улыбнулся, а потом уставился куда-то в пол, пряча появившуюся в глазах слабую надежду на то, когда-нибудь этот барьер будет пройден.
— Так как же в таком случае творит заклинания Жрец? В Эйнараэ нет таких слов, чтобы позволяли подчинить себе неживое. Значит, он использует какой-то другой инструмент?
— Да, леди. Для Темного мага близок язык Подземного мира. Язык демонов. Шейри. И самого Айда. Там, где не справляется Эйнараэ, есть его полная противоположность — Дабараэ. Язык мертвых. Язык смерти. Язык скорби.
— И принес его Жрецу, видимо, призванный им демон, — задумчиво заключила я. — Очень интересно. Но ведь призвать демона с помощью Эйнараэ нельзя. А до того, как появится демон, Дабараэ маг познать не может… но тогда как же…?
— Мертвое знание, — внезапно вмешался в разговор святой отец, — единожды придя в наш мир, уже не способно отсюда исчезнуть. Один Темный маг неизменно тянет за собой появление другого. Проклятый язык, однажды прозвучав вслух, навсегда осквернил человеческие уста и запачкал воздух. Несмотря на все старания Церкви, полностью уничтожить его не удается: обрывки знаний постоянно где-то хранятся, всплывая то в головах потомственных Ведьм, то на черных алтарях, то еще где… пока жив Жрец и его демон, это знание никуда не уйдет. И пока он не будет уничтожен, его невозможно искоренить. Зло быстро цепляется за людские разумы, леди. Быстро, но очень незаметно. Так, что человек может стать слугой Айда, даже не поняв, где и как это случилось. А потом уже слишком поздно: Айд получает себе в рабство новую душу. И нового слугу. А со временем еще один из его демонов приобретает возможность воплотиться на земле. Я снова подумала о Лине и Айне.
— Вы имеете в виду Ведьм, святой отец?
— И их тоже.
— Тогда почему в Вольнице их не уничтожают поголовно? Почему их и младших шейри все еще можно встретить в некоторых эрхах? Священник недовольно нахмурился.
— Ведьмы хорошо прячутся, леди. В Валлионе, смею надеяться, их уже не осталось. Что же касается Вольницы, то там свободные земли. И свободные эрхи. Не все из них согласны принять у себя Карающих, чтобы избавить народ от приверженцев Айда, а насильно врываться в их владения мы не имеем права. Таков Закон, который одинаково равен и для простого мира, и для Церкви.
— А как вы поступаете с Ведьмами? — ровно осведомилась я. — Убиваете? Сжигаете? Бросаете в тюрьму?
— Зачем? Мы просто лишаем их силы. И отбираем шейри, разумеется. После этого они становятся неопасными.
— А знание, которое они несут? — так же ровно уточнила я, хотя, признаться, ответ меня удивил и малость порадовал. Если уж они справляются без убийств… может, не так уж все и плохо? Святой отец внимательно на меня посмотрел.